СКРОМНАЯ И ХИТРАЯ
shedevrum.ai
Прилагательное «хитрый», употреблённое по отношению к человеку, характеризует этого человека чаще с негативной стороны. Совсем другое дело, когда речь идёт о характеристике адвоката. Хитрый и изворотливый адвокат – это скорее адвокат хороший, умеющий своей хитростью сделать хорошо тому, кому он помогает, и плохо тому, кто встал на его юридическом пути.
Примечательно, что, будучи хитрым и опытным адвокатом, человек не обязательно может проявлять хитрость во всех других аспектах своей жизни, а, напротив, может во всём, что не касается его не самой лёгкой профессии, являться простаком и добряком.
Не знаю точно, какой была Елена Игоревна в жизни вне профессии, но адвокатом она была не просто хитрым, а очень хитрым. Лисой была эта Елена Игоревна. Опытной, матёрой, и когда нужно в интересах клиента – очень жёсткой. Про таких говорят: «мягко стелет». Вот так постелет эта женщина с почти 50-летним стажем в адвокатуре какому-нибудь молоденькому следачку или прокурорчику мягонько, тут посулит, там пообещает, опутает его словами так, что думает он – какая приятная дама! А потом «приятная дама» выведает всё, что ей надо, выпотрошит его как рыбу и вдруг незаметно воткнёт ножом в спину какую-нибудь адвокатскую подлянку, да такую, что уже и не исправить без ущерба для дела. Много крови следовательской попила эта лиса. Впрочем, все свои подлости и хитрости делала Елена Игоревна следователям и прокурорам безо всякой злобы и ехидства, что называется от существа лисьей своей профессии, а не по призванию. Вне же работы Елена Игоревна казалась человеком и вовсе весьма добродушным, охочим до помощи и сочувствия другим людям, а потому со многими до хрипоты в голосе спорившими с ней в тюрьмах и судах юридическими противниками потом на долгие годы сохраняла тёплые и уважительные отношения. Работа работой, а жизнь жизнью. Лет 20 с лишком назад пострадал от Елены Игоревны будучи совсем молодым и наивным следователем и я. Как пострадал, и что за хитрость она мне в деле сотворила, уже не упомню, а ощущение от щелчка по носу, что сделала мне по моей наивности эта уже тогда опытная дама, в памяти сохранилось хорошо. Дельная мне, в тот момент думавшему, что я уже всё знаю и всё умею, была наука. И неприязни никакой меж нами не сложилось, умела Елена Игоревна всю свою хитрость профессией объяснять так, что злиться на неё не хотелось.
С тех пор годы меня знатно помотали, следователем я быть давно перестал, да и следствие то почило и сменилось несколькими поколениями совсем уж мало знакомых и столь же мало приятных мне людей. Помыкавшись немного без работы, сдал я экзамен на адвоката и стал потихоньку учиться азам этой профессии, с которой с годами сросся как гриб с грибницей. Да так сросся, что стал в ней чувствовать себя совсем своим и родным. Хитрым стал, изворотливым и кровь тоже разным оппонентам научился попивать. Не так, конечно, как Елена Игоревна, но уж и не совсем простачок-добрячок как некоторые, кто так себе адвокат.
И вот встретились мы спустя эти самые прошедшие 20 с лишком лет с Еленой Игоревной в одном деле. Она, кстати, совсем не изменилась. Сразу эту хитрую лису вспомнил. А она меня и не забывала. Она вообще всё и всегда помнила, и когда ей в её хитрой надобности надо было, память свою использовала. На благо того, кому в этот раз помогала.
Встретились мы хорошо, на одной стороне. С удовольствием встретились, уважительно. И работали потом также. А после работы иногда засиживались за бумагами разными и спорами юридическими. Ну и учила она меня, конечно. Может, и знал я уже всё то, что Елена Игоревна мне рассказывала, а слушать всё равно было интересно. Ничего ведь нет интереснее, чем адвокатские истории. Некоторые из них я даже записал. Без согласования с Еленой Игоревной, конечно же. Она бы никогда не согласилась. Скромная была очень, хоть и хитрая. Вот одна из этих историй…
***
Ты, Серёж, думаешь, на чём адвокат дела выигрывает? На праве, на процессе или ещё на чём? На процессе? Бывает и такое. Но я тебе скажу, Серёж, что главное в нашей профессии – удача, а она приходит только к тем, кто её ищет.
Было у меня как-то одно дело. И клиентка такая, ну очень активная. С такими всегда тяжело. И то она требует, и это требует. Почему это решение следователя не обжалуете, почему то. И никак ей не объяснишь, что иногда не надо ничего обжаловать. Пусть следователь вначале запутается, наворочает в деле побольше так, что уж ничего не исправить, а потом раз ему – и подлянку вкручиваешь. Она вроде слушает, понимает, но никак не может со своей активностью совладать. И названивает мне, и названивает каждый вечер: почему туда не жалуемся, почему сюда не жалуемся. Объяснишь ей, она говорит, что всё поняла, а на следующий день всё заново и с новыми идеями. Все карты готова была врагу выложить раньше времени, не могла спокойно ждать, действовать хотела. И не понимает ведь, что раз на подписке, сиди себе тихонечко и жизни радуйся, дай адвокату поработать, а не идеи твои ежевечерние выслушивать. В общем, никакой жизни мне не давала. Только хочу вечером с мужем чаю попить, и тут она звонит. И всегда часа на два. Муж уже недоволен: зачем взяла такое дело, ты будто замужем не за мной, а за этой клиенткой. А я что могу сделать? Не бросить же её посереди дороги, тем более дело хорошее, с перспективой, не зря же она под подпиской была по такому-то обвинению.
И вот повадилась эта дама меня по разным приёмам к начальникам следствия записывать. То к одному, то ко второму, то к третьему. Ходите, мол, и всем объясняйте, что дело моё нужно прекращать. Ну я и ходила. С другой стороны, а чего не ходить? Платила она хорошо, исправно. Слушать меня никто из начальников всё равно не слушал: оставляйте жалобу – разберёмся. А как они разбираются, это всем известно. Ход расследования контролируется, существенных нарушений закона не выявлено, обвинение предъявлено при наличии достаточных доказательств, итоговое решение ещё не принято. Будет следователь принимать, тогда и оценим его. Да чего я тебе рассказываю, сам всё знаешь.
И вот таким макаром дожаловались мы с моей девушкой до целого начальника следственного управления. Был им тогда Н. Да ты его наверняка помнишь, Серёж. Его все адвокаты помнят. Потом ещё посадили его. Редкостный хам. Чуть что кричит: «Вы почему раньше времени жалуетесь? Не понимаете, что ли, что дело только на начальном этапе расследования» – и всё такое. Не хотел ни во что не вникать. Говорят, другим путём только вникал. Но мы-то теми путями не ходили, поэтому проверить возможности не имели.
А на личном приёме он меня, конечно, не слушал. Кривился только, когда я рассказывала, что доказательств никаких по делу нет, и вообще оно всё сфабриковано.
– Понимаете Вы, - говорит, - серьёзность ваших заявлений и их последствия?
Понимаю, как не понимать. Чай не девочка, уж почти 50 лет в адвокатуре работаю, и всё с одним и тем же бьюсь.
– Ну раз понимаете, то оставляйте свою жалобу с богом, сейчас вам отметку поставят, а дело мы изучим и разберёмся по закону.
Три недели ждала я ответа, да всё не дождалась. Видимо, по закону долго всегда разбираться надо. Пока разбирались, у меня отпуск подоспел. Дела в те времена были у меня хорошие, могла себе позволить с семьей в Эмираты поехать. Пошли мы в последний день с мужем на экскурсию в самый дорогой отель, там такие проводятся, и вдруг, батюшки, тот самый Н с какой-то девочкой, в три раза моложе него. В одной руке девочка, в другой котлета баксов. Крутит котлетой и Ролексы самые дорогие в часовом магазине при отеле покупает. Увидел меня, сделал вид, что не узнаёт. Только я-то сразу к нему и щебечу: «Здравствуйте, уважаемый, как я рада вас видеть, наконец-то русская речь в этом гадюшнике. А вы что, прямо здесь остановились? Ну надо же, говорят, здесь очень дорого. А у меня, представляете, весь отпуск испорчен. Всё о девочке давешней думаю, да-да, той самой, невиновной, по которой я к вам с жалобой приходила. Как же ей тяжело, там же семья-дети, один ребёнок-инвалид. Очень жалко девчонку, а следователь-то этот, негодяй такой, совсем дело не расследует, заинтересован он скорее всего, я чувствую это, у меня же чутьё, знаете какое, я же почти 50 лет в профессии»…
Короче, насилу он от меня отвязался.
Прилетела я из отпуска и сразу своей звоню: «Ну, записывай меня снова к Н на приём недельки через две. Теперь можно. Теперь увидишь, как будет. Жалоба-то моя больно качественная была. Не в голову, а в сердце должна была попасть. Я же чувствую. У меня чутьё знаешь как работает! На экстрасенсорном уровне, можно сказать. Не зря же я почти 50 лет в профессии».
Прихожу я к нему на приём, а сама обниматься лезу как к старому товарищу. На глазах всех помощников и заместителей. Он ошалел, конечно, а сказать-то нечего. Мы же с ним старые приятели теперь стали. Вот я его и спрашиваю: «Ну как вы? Отдохнули, видимо, хорошо? Загар такой ровный, явно не краснодарский. В хорошем месте отдыхали похоже».
Он напряжённый весь. Но виду не подает. Говорит: «Да и вы, уважаемая Елена, прекрасно выглядите, и загар у вас не менее ровный».
Тут я поняла, что перегибать не надо и перешла к делу: «Я, к сожалению, вновь по вопросу моей невиновной подзащитной. Страдает она бедная от нарушения её прав, выехать никуда не может. А у неё ребёнок больной, ребёнку на море надо, туда, где загар хороший и воздух приятный. В Москве ребёнку тяжело. Но ограничения давят, и следователь в своем беззаконии не унимается».
Посмотрел на меня Н с такой грустной полуулыбкой, понял, что на меня, где сядешь, там и слезешь, и обещал завтра же с этим делом разобраться.
Не соврал. На следующий день следователь нас с клиенткой вызвал, вручил постановление о прекращении уголовного дела и почему-то напоследок сказал, что я сволочь. Но я не обиделась, чего мне обижаться. Я бы тоже на его месте ругалась. Наказали его крепко. Вроде неполное служебное объявили. Ох клиентка и рада была. Гонорар только за оставшиеся полмесяца не заплатила. Ну это они всегда так, это ты и сам знаешь. Надо было, конечно, ещё на недельки две попозже на приём записываться. С другой стороны, вдруг бы этого Н уже посадили к тому времени. Так, что не делается, всё к лучшему. Вот все говорят, что он конченый негодяй, и правильно его посадили, а мне его жалко. Я думаю, он хороший, и помог мне по-человечески. Дай бог ему здоровья. Ты, кстати, не знаешь, кто его защищает? Я ему пирожков передам. В шестом изоляторе, знаешь, какие пирожки вкусные в столовой девчонки пекут? Не знаешь? Ну я тебя угощу в следующий раз. Я же во всех столовых судов и СИЗО пирожки пробовала, не зря же почти 50 лет в профессии.
Комментарии